Анализ «Шинель» Гоголь. Николай гоголь - шинель Кто написал нос и шинель
Рассказ «Шинель» был написан в 1842-м и увидел свет в 1843-м году. Правда, сам Н.В. Гоголь позиционирует это произведение как повесть с привидениями. Надо полагать, что эпизод о привидении он включил с целью отвлечь внимание цензоров от глубоко социальной проблемы неравенства. Это произведение было объявлено прогрессивными литературными критиками как «манифест социального равенства и неотъемлемых прав личности в любом её состоянии и звании».
Главные герои рассказа «Шинель»:
Акакий Акакиевич Башмачкин – чиновник одного департамента. Это был мужчина низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица, что называется геморроидальным. Этот чиновник был в чине титулярного советника. Чин не самый низший, девятый, но себя держал как-то приниженно, был забит и запуган, что даже сторожа не оказывали ему должного почтения. Копировальных инструментов в то время еще не было, печатной машинки тоже, поэтому огромную работу по копированию документов выполняли чиновники низших классов. Работу свою он любил, обладал красивым, почти каллиграфическим почерком, и выполнял ее аккуратно. Но дальше этого он не продвинулся.
Жил он бедно. Не любил никаких развлечений. И даже, чтобы собрать деньги на новую недорогую шинель, ему пришлось урезать себя в расходах. Он совершенно не замечал, что происходит вокруг него. Он не заметил также, что его шинель пришла в негодность, пока не стало поддувать в местах, где ткань окончательно протерлась и прохудилась.
По совету одного из коллег он обратился к значительному лицу, в надежде, что тот как-то повлияет на ход расследования по поиску его шинели, но знакомство оказалось фатальным для бедного Акакия Акакиевича. Не знал он, что Значительное лицо своим криком и стремлением запугать низших по чину, поддерживал свою незначительную значительность. Он решил, что сделал что-то ужасное, и до такой степени расстроился, что после встречи с этим человеком он заболел горячкой и умер.
Петрович — портной из бывших крепостных. Очень любил выпить, и не пропускал для этого случая ни одного праздника. В трезвом виде был раздраженным и непреклонным, а когда «выпимши» или с похмелья, был очень даже сговорчив. Хорошо знал свое дело, поэтому без работы никогда не сидел. Сначала он назвал Акакию Акакиевичу цену за шинель 150 рублей, но когда Чиновник пришел в более благоприятный момент, Петрович уменьшил цену почти вдвое, взяв за работу всего 80 рублей.
Значительное лицо – чиновник. Приподнявшись из низов, и обретя некоторую власть, это значительное лицо стремилось подчеркнуть свою значительность особым образом. Он потребовал, чтобы подчиненные встречали его на лестнице. И чтобы жалобы подавались к нему снизу вверх по иерархии. Подчиненные боялись его. «Обыкновенный разговор его с низшими отзывался строгостью и состоял почти из трех фраз: «Как вы смеете? Знаете ли вы, с кем говорите? Понимаете ли, кто стоит перед вами? Впрочем, он был в душе добрый человек, хороший товарищ, но генеральский чин совершенно сбил его с толку». Поднявшись по служебной лестнице, он как-то растерялся, оказался сбитым с толку и решительно не знал, как ему себя вести, как держаться с подчиненными. Если он попадал в общество равных себе по чину, он был еще человек очень приличный во многих отношениях. И даже не глупый человек. Он даже был способен прийти кому-нибудь на помощь.
Но стоило ему попасть в компанию, людей, стоящих хоть на один чин пониже его, он становился молчаливым, угрюмым. Он сам понимал, что мог бы скоротать время намного интереснее. Он и сам был бы не против подсесть к какому-нибудь кружку, поддержать интересную для него беседу. Его порывы сдерживала мысль: не будет ли это уж очень много с его стороны, не будет ли это панибратством, и не уронит ли он чрез то своей непоколебимой значительности? «И вследствие таких рассуждений он оставался вечно в одном и том же молчаливом состоянии, произнося только изредка какие-то односложные звуки, и приобрел, таким образом, титул скучнейшего человека».
Произведение заканчивается тем, что в городе появляется некое привидение, которое стало снимать шинели с прохожих. Надо полагать, что привидение придумали напуганные граждане. А это шалили те же грабители, которые сняли шинель с Башмачкина. Полиции некогда заниматься столь маловажными и нерезонансными делами. Ну, подумаешь, шинель сняли с какого-нибудь «малозначительного лица». Не убили ведь.
В одном департаменте служит чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин. Когда он родился, ему долго выбирали имя, но имена попадались очень странные, поэтому его решили назвать в честь отца. В департаменте вот уже много лет он вечный титулярный советник - переписывает различные бумаги. На службе его никто не уважает, все смеются и издеваются над ним. Башмачкин – человек безответный, не может постоять за себя, но служит "с любовью", у него имеются даже любимые буквы. Он ничего не умеет, кроме механического переписывания документов. Акакий Акакиевич всегда плохо одет, для него не имеет значения и то, чем он питается. Все его мысли заняты лишь ровными строчками. Кроме того, он не позволяет себе никаких развлечений, которые, по его мнению, являются излишествами. Он вполне был бы доволен своей жизнью, если бы ему не приходилось мерзнуть, так как у него совсем износилась старая шинель, которая уже давно является предметом насмешек сослуживцев. Башмачкин относит ее к портному Петровичу, чтобы перешить, но тот отказывается, так как ткань уже насквозь гнилая, и советует сшить новую. Тогда Акакий Акакиевич начинает копить деньги на новую шинель, устанавливая для себя режим строжайшей экономии, например, отказывается от употребления чаю по вечерам, не зажигает свечу, старается как можно реже отдавать прачке стирать белье и так далее. Через полгода Башмачкин с Петровичем покупают сукно, кошку на воротник, портной шьет за две недели шинель, и наступает "торжественный день" в жизни маленького чиновника. На службе все сбегаются смотреть на новую шинель. Другой чиновник решает устроить вечер, приглашая всех к себе. В гостях Башмачкин чувствует себя неуютно и уходит пораньше остальных. По дороге домой его избивают и отнимают шинель. Пытаясь найти справедливость, герой идет на прием к частному приставу, но все безрезультатно. В департаменте рекомендуют обратиться к "значительному лицу". Башмачкин с трудом попадает на прием к генералу, но тот прогоняет его, посчитав, что чиновник выразил свою просьбу фамильярно. Акакий Акакиевич уходит, по пути домой простужается, заболевает горячкой и умирает. На службе обнаруживают его отсутствие лишь на четвертый день.
Через некоторое время по городу распространяются слухи о том, будто у Калинкина моста появилось привидение - мертвец в виде чиновника, который ищет украденную шинель и, поэтому, сдирает шинели со всех подряд, не разбирая чина и звания. Однажды генерал, отправляясь в гости, почувствовал, что кто-то схватил его за воротник. Обернувшись, он узнает в привидении Акакия Акакиевича, который отнимает у него, шинель и забирает себе. С тех пор генерал очень изменился, стал менее высокомерно относиться к своим подчиненным. А появления мертвеца в городе прекратились, видно, генеральская шинель пришлась ему впору.
В департаменте... но лучше не называть, в каком департаменте. Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякий частный человек считает в лице своем оскорбленным всё общество. Говорят, весьма недавно поступила просьба от одного капитан-исправника, не помню какого-то города, в которой он излагает ясно, что гибнут государственные постановления и что священное имя его произносится решительно всуе. А в доказательство приложил к просьбе преогромнейший том какого-то романтического сочинения, где чрез каждые десять страниц является капитан-исправник, местами даже совершенно в пьяном виде. Итак, во избежание всяких неприятностей, лучше департамент, о котором идет дело, мы назовем одним департаментом . Итак, в одном департаменте служил один чиновник ; чиновник нельзя сказать чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным... Что ж делать! виноват петербургский климат. Что касается до чина (ибо у нас прежде всего нужно объявить чин), то он был то, что называют вечный титулярный советник, над которым, как известно, натрунились и наострились вдоволь разные писатели, имеющие похвальное обыкновенье налегать на тех, которые не могут кусаться. Фамилия чиновника была Башмачкин. Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого неизвестно. И отец, и дед, и даже шурин и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки. Имя его было Акакий Акакиевич. Может быть, читателю оно покажется несколько странным и выисканным, но можно уверить, что его никак не искали, а что сами собою случились такие обстоятельства, что никак нельзя было дать другого имени, и это произошло именно вот как. Родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не изменяет память, на 23 марта. Покойница матушка, чиновница и очень хорошая женщина, расположилась, как следует, окрестить ребенка. Матушка еще лежала на кровати против дверей, а по правую руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерошкин, служивший столоначальником в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семеновна Белобрюшкова. Родильнице предоставили на выбор любое из трех, какое она хочет выбрать: Моккия, Сессия, или назвать ребенка во имя мученика Хоздазата. «Нет, – подумала покойница, – имена-то всё такие». Чтобы угодить ей, развернули календарь в другом месте; вышли опять три имени: Трифилий, Дула и Варахасий. «Вот это наказание, – проговорила старуха, – какие всё имена; я, право, никогда и не слыхивала таких. Пусть бы еще Варадат или Варух, а то Трифилий и Варахасий». Еще переворотили страницу – вышли: Павсикахий и Вахтисий. «Ну, уж я вижу, – сказала старуха, – что, видно, его такая судьба. Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его. Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий». Таким образом и произошел Акакий Акакиевич. Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник. Итак, вот каким образом произошло всё это. Мы привели потому это, чтобы читатель мог сам видеть, что это случилось совершенно по необходимости и другого имени дать было никак невозможно. Когда и в какое время он поступил в департамент и кто определил его, этого никто не мог припомнить. Сколько ни переменялось директоров и всяких начальников, его видели всё на одном и том же месте, в том же положении, в той же самой должности, тем же чиновником для письма, так что потом уверились, что он, видно, так и родился на свет уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове. В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения. Сторожа не только не вставали с мест, когда он проходил, но даже не глядели на него, как будто бы через приемную пролетела простая муха. Начальники поступали с ним как-то холодно-деспотически. Какой-нибудь помощник столоначальника прямо совал ему под нос бумаги, не сказав даже: «перепишите», или: «вот интересное, хорошенькое дельце», или что-нибудь приятное, как употребляется в благовоспитанных службах. И он брал, посмотрев только на бумагу, не глядя, кто ему подложил и имел ли на то право. Он брал и тут же пристраивался писать ее. Молодые чиновники подсмеивались и острились над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия, рассказывали тут же пред ним разные составленные про него истории; про его хозяйку, семидесятилетнюю старуху, говорили, что она бьет его, спрашивали, когда будет их свадьба, сыпали на голову ему бумажки, называя это снегом. Но ни одного слова не отвечал на это Акакий Акакиевич, как будто бы никого и не было перед ним; это не имело даже влияния на занятия его: среди всех этих докук он не делал ни одной ошибки в письме. Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто всё переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» – и в этих проникающих словах звенели другие слова: «Я брат твой». И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, Боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным...
Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно, – нет, он служил с любовью. Там, в этом переписываньи, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его. Если бы соразмерно его рвению давали ему награды, он, к изумлению своему, может быть, даже попал бы в статские советники; но выслужил он, как выражались остряки, его товарищи, пряжку в петлицу да нажил геморрой в поясницу. Впрочем, нельзя сказать, чтобы не было к нему никакого внимания. Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую службу, приказал дать ему что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в другое присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-где глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и, наконец, сказал: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь». С тех пор оставили его навсегда переписывать. Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало. Он не думал вовсе о своем платье: вицмундир у него был не зеленый, а какого-то рыжевато-мучного цвета. Воротничок на нем был узенький, низенький, так что шея его, несмотря на то что не была длинна, выходя из воротника, казалась необыкновенно длинною, как у тех гипсовых котенков, болтающих головами, которых носят на головах целыми десятками русские иностранцы. И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка; к тому же он имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на своей шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор. Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его.
Николая Васильевича Гоголя - одной их самых известных в мире историй жизни "маленького человека".
История, произошедшая с Акакием Акакиевичем Башмачкиным, начинается с рассказа о его рождении и причудливом его именовании и переходит к повествованию о службе его в должности титулярного советника.
Многие молодые чиновники, подсмеиваясь, чинят ему докуки, осыпают бумажками, толкают под руку, - и лишь когда вовсе невмоготу, он говорит: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — голосом, преклоняющим на жалость. Акакий Акакиевич, чья служба состоит в переписывании бумаг, исполняет ее с любовью и, даже придя из присутствия и наскоро похлебав щей своих, вынимает баночку с чернилами и переписывает бумаги, принесенные на дом, а если таковых нет, то нарочно снимает для себя копию с какого-нибудь документа с замысловатым адресом. Развлечений, услады приятельства для него не существует, «написавшись всласть, он ложился спать», с улыбкою предвкушая завтрашнее переписывание.
Однако таковую размеренность жизни нарушает непредвиденное происшествие. Однажды утром, после многократных внушений, сделанных петербургским морозом, Акакий Акакиевич, изучив свою шинель (настолько утратившую вид, что в департаменте давно именовали ее капотом), замечает, что на плечах и спине она совершенно сквозит. Он решает нести ее к портному Петровичу, чьи повадки и биография вкратце, но не без детальности изложена. Петрович осматривает капот и заявляет, что поправить ничего нельзя, а придется делать новую шинель. Потрясенный названною Петровичем ценой, Акакий Акакиевич решает, что выбрал неудачное время, и приходит, когда, по расчетам, Петрович похмелен, а потому и более сговорчив. Но Петрович стоит на своем. Увидев, что без новой шинели не обойтись,
Акакий Акакиевич приискивает, как достать те восемьдесят рублей, за которые, по его мнению, Петрович возьмется за дело. Он решается уменьшить «обыкновенные издержки»: не пить чаю по вечерам, не зажигать свечи, ступать на цыпочках, дабы не истереть преждевременно подметок, реже отдавать прачке белье, а чтобы не занашивалось, дома оставаться в одном халате.
Жизнь его меняется совершенно: мечта о шинели сопутствует ему, как приятная подруга жизни. Каждый месяц он наведывается к Петровичу поговорить о шинели. Ожидаемое награждение к празднику, против ожидания, оказывается большим на двадцать рублей, и однажды Акакий Акакиевич с Петровичем отправляется в лавки. И сукно, и коленкор на подкладку, и кошка на воротник, и работа Петровича — все оказывается выше всяких похвал, и, ввиду начавшихся морозов, Акакий Акакиевич однажды отправляется в департамент в новой шинели. Событие сие не остается незамеченным, все хвалят шинель и требуют от Акакия Акакиевича по такому случаю задать вечер, и только вмешательство некоего чиновника (как нарочно именинника), позвавшего всех на чай, спасает смущенного Акакия Акакиевича.
После дня, бывшего для него точно большой торжественный праздник, Акакий Акакиевич возвращается домой, весело обедает и, посибаритствовав без дел, направляется к чиновнику в дальнюю часть города. Снова все хвалят его шинель, но вскоре обращаются к висту, ужину, шампанскому. Принужденный к тому же Акакий Акакиевич чувствует необычное веселье, но, памятуя о позднем часе, потихоньку уходит домой. Поначалу возбужденный, он даже устремляется за какой-то дамой («у которой всякая часть тела была исполнена необыкновенного движения»), но потянувшиеся вскоре пустынные улицы внушают ему невольный страх. Посреди огромной пустынной площади его останавливают какие-то люди с усами и снимают с него шинель.
Начинаются злоключения Акакия Акакиевича. Он не находит помощи у частного пристава. В присутствии, куда приходит он спустя день в старом капоте своем, его жалеют и думают даже сделать складчину, но, собрав сущую безделицу, дают совет отправиться к значительному лицу, кое может поспособствовать более успешному поиску шинели. Далее описываются приемы и обычаи значительного лица, ставшего значительным лишь недавно, а потому озабоченным, как бы придать себе большей значительности: «Строгость, строгость и - строгость», - говаривал он обыкновенно.
Желая поразить своего приятеля, с коим не виделся много лет, он жестоко распекает Акакия Акакиевича, который, по его мнению, обратился к нему не по форме. Не чуя ног, добирается тот до дома и сваливается с сильною горячкой. Несколько дней беспамятства и бреда - и Акакий Акакиевич умирает, о чем лишь на четвертый после похорон день узнают в департаменте. Вскоре становится известно, что по ночам возле Калинкина моста показывается мертвец, сдирающий со всех, не разбирая чина и звания, шинели. Кто-то узнает в нем Акакия Акакиевича. Предпринимаемые полицией усилия для поимки мертвеца пропадают втуне.
В то время одно значительное лицо, коему не чуждо сострадание, узнав, что Башмачкин скоропостижно умер, остается страшно этим потрясен и, чтобы сколько-нибудь развлечься, отправляется на приятельскую вечеринку, откуда едет не домой, а к знакомой даме Каролине Ивановне, и, среди страшной непогоды, вдруг чувствует, что кто-то ухватил его за воротник. В ужасе он узнает Акакия Акакиевича, коий торжествующе стаскивает с него шинель. Бледный и перепуганный, значительное лицо возвращается домой и впредь уже не распекает со строгостью своих подчиненных. Появление же чиновника-мертвеца с тех пор совершенно прекращается, а встретившееся несколько позже коломенскому будочнику привидение было уже значительно выше ростом и носило преогромные усы.
Материал предоставлен интернет-порталом briefly.ru, составитель Е. В. Харитонова
Николай Васильевич Гоголь
«Шинель»
История, произошедшая с Акакием Акакиевичем Башмачкиным, начинается с рассказа о его рождении и причудливом его именовании и переходит к повествованию о службе его в должности титулярного советника.
Многие молодые чиновники, подсмеиваясь, чинят ему докуки, осыпают бумажками, толкают под руку, — и лишь когда вовсе невмоготу, он говорит: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — голосом, преклоняющим на жалость. Акакий Акакиевич, чья служба состоит в переписывании бумаг, исполняет ее с любовью и, даже придя из присутствия и наскоро похлебав щей своих, вынимает баночку с чернилами и переписывает бумаги, принесённые на дом, а если таковых нет, то нарочно снимает для себя копию с какого-нибудь документа с замысловатым адресом. Развлечений, услады приятельства для него не существует, «написавшись всласть, он ложился спать», с улыбкою предвкушая завтрашнее переписывание.
Однако таковую размеренность жизни нарушает непредвиденное происшествие. Однажды утром, после многократных внушений, сделанных петербургским морозом, Акакий Акакиевич, изучив свою шинель (настолько утратившую вид, что в департаменте давно именовали ее капотом), замечает, что на плечах и спине она совершенно сквозит. Он решает нести ее к портному Петровичу, чьи повадки и биография вкратце, но не без детальности изложена. Петрович осматривает капот и заявляет, что поправить ничего нельзя, а придётся делать новую шинель. Потрясённый названною Петровичем ценой, Акакий Акакиевич решает, что выбрал неудачное время, и приходит, когда, по расчётам, Петрович похмелен, а потому и более сговорчив. Но Петрович стоит на своём. Увидев, что без новой шинели не обойтись, Акакий Акакиевич приискивает, как достать те восемьдесят рублей, за которые, по его мнению, Петрович возьмётся за дело. Он решается уменьшить «обыкновенные издержки»: не пить чаю по вечерам, не зажигать свечи, ступать на цыпочках, дабы не истереть преждевременно подмёток, реже отдавать прачке белье, а чтобы не занашивалось, дома оставаться в одном халате.
Жизнь его меняется совершенно: мечта о шинели сопутствует ему, как приятная подруга жизни. Каждый месяц он наведывается к Петровичу поговорить о шинели. Ожидаемое награждение к празднику, против ожидания, оказывается большим на двадцать рублей, и однажды Акакий Акакиевич с Петровичем отправляется в лавки. И сукно, и коленкор на подкладку, и кошка на воротник, и работа Петровича — все оказывается выше всяких похвал, и, ввиду начавшихся морозов, Акакий Акакиевич однажды отправляется в департамент в новой шинели. Событие сие не остаётся незамеченным, все хвалят шинель и требуют от Акакия Акакиевича по такому случаю задать вечер, и только вмешательство некоего чиновника (как нарочно именинника), позвавшего всех на чай, спасает смущённого Акакия Акакиевича.
После дня, бывшего для него точно большой торжественный праздник, Акакий Акакиевич возвращается домой, весело обедает и, посибаритствовав без дел, направляется к чиновнику в дальнюю часть города. Снова все хвалят его шинель, но вскоре обращаются к висту, ужину, шампанскому. Принуждённый к тому же Акакий Акакиевич чувствует необычное веселье, но, памятуя о позднем часе, потихоньку уходит домой. Поначалу возбуждённый, он даже устремляется за какой-то дамой («у которой всякая часть тела была исполнена необыкновенного движения»), но потянувшиеся вскоре пустынные улицы внушают ему невольный страх. Посреди огромной пустынной площади его останавливают какие-то люди с усами и снимают с него шинель.
Начинаются злоключения Акакия Акакиевича. Он не находит помощи у частного пристава. В присутствии, куда приходит он спустя день в старом капоте своём, его жалеют и думают даже сделать складчину, но, собрав сущую безделицу, дают совет отправиться к значительному лицу, кое может поспособствовать более успешному поиску шинели. Далее описываются приёмы и обычаи значительного лица, ставшего значительным лишь недавно, а потому озабоченным, как бы придать себе большей значительности: «Строгость, строгость и — строгость», — говаривал он обыкновенно. Желая поразить своего приятеля, с коим не виделся много лет, он жестоко распекает Акакия Акакиевича, который, по его мнению, обратился к нему не по форме. Не чуя ног, добирается тот до дома и сваливается с сильною горячкой. Несколько дней беспамятства и бреда — и Акакий Акакиевич умирает, о чем лишь на четвёртый после похорон день узнают в департаменте. Вскоре становится известно, что по ночам возле Калинкина моста показывается мертвец, сдирающий со всех, не разбирая чина и звания, шинели. Кто-то узнает в нем Акакия Акакиевича. Предпринимаемые полицией усилия для поимки мертвеца пропадают втуне.
В то время одно значительное лицо, коему не чуждо сострадание, узнав, что Башмачкин скоропостижно умер, остаётся страшно этим потрясён и, чтобы сколько-нибудь развлечься, отправляется на приятельскую вечеринку, откуда едет не домой, а к знакомой даме Каролине Ивановне, и, среди страшной непогоды, вдруг чувствует, что кто-то ухватил его за воротник. В ужасе он узнает Акакия Акакиевича, коий торжествующе стаскивает с него шинель. Бледный и перепуганный, значительное лицо возвращается домой и впредь уже не распекает со строгостью своих подчинённых. Появление же чиновника-мертвеца с тех пор совершенно прекращается, а встретившееся несколько позже коломенскому будочнику привидение было уже значительно выше ростом и носило преогромные усы.
Произошедшая история Акакия Акакиевича Башмачкина начинается с его рождения, а потом переходит в пересказ о его служебном рвении на должности титулярного советника.
На службе добросовестному и безобидному чиновнику надоедают шутками и розыгрышами молодые коллеги, на что Акакий Акакиевич лишь умоляет его не тревожить. Работу свою тихоня выполняет старательно и часто забирает её на дом. Быстро перекусив, принимается за переписывание бумаг, а если нет подобной работы, то переписывает для себя. До такой степени он был прилежен и любил свою работу. Никаких развлечений он не признавал и, наработавшись, отдавался сну.
Но случай нарушил его привычный уклад жизни. Однажды морозным утром, Акакий Акакиевич рассмотрев свою шинель, которая уже совсем не греет и которую в департаменте называли капотом из-за изношенности, он приходит к решению починить у портного. Петрович выдает вердикт: шинель ремонту не подлежит. Акакий Акакиевич, узнав о стоимости новой шинели, пытается поговорить с портным в более удачное время, чтобы снизить цену, но тот непреклонен. Смирившись с тем, что необходима новая шинель, Акакий Акакиевич начинает экономную жизнь, сократив до минимума все траты, в надежде скопить восемьдесят рублей.
Теперь у чиновника появилась цель в жизни: скопить на новую шинель. Он часто навещает Петровича, чтобы просто поговорить о шинели. Получает праздничное вознаграждение и вместе с Петровичем идут покупать необходимые материалы для пошива обновки. Акакий Акакиевич в новой шинели идет на работу, где все замечают обновку и хвалят, предлагая отметить событие.
После работы, пообедав в хорошем настроении, идет к чиновнику на окраине города. Повторяется восхваление шинели, затем игра в карты, веселье. В поздний час Акакий Акакиевич уходит домой. По пути даже припустил за какой-то дамочкой, но отстал на пустынной улице. Его останавливают какие-то люди и снимают с него новенькую шинель.
Пристав ничем не смог помочь. На службе, куда он явился в старом капоте, все сочувствуют, предлагают скинуться на другую шинель. Но денег не хватает. По их совету Акакий Акакиевич посещает одного важного чиновника. Желая создать особую важность при старом приятеле, которого давно не видел, тот строго распекает Башмачкина из-за несоответствующего обращения. Тот в страхе еле доходит до дома, и умирает через несколько дней от горячки. В департаменте узнают о его кончине лишь через несколько дней после похорон. А по ночам возле Калинкина моста видят покойника, сдирающего шинели с прохожих. Некоторые узнают в нем Акакия Акакиевича, а полиция не может его выловить.
А тот важный чиновник, получив потрясение от известия о смерти Башмачкина, отправляется развлечься к знакомой даме Каролине Ивановне. Вдруг его кто-то хватает за воротник шинели и стаскивает с него. Он видит Акакия Акакиевича. После этого случая важный чиновник уже никого строго не распекает. А мертвец-чиновник с тех пор перестает показываться. Правда коломенский будочник после этого случая все же видел кого-то, но огромного и с большими усами.
